Гибридная война на Донбассе сломала тысячи жизней, принесла горе и разруху. Украина, в том числе и Красноармейск, узнала своих героев и патриотов, которые шли защищать родной край от российских террористов-оккупантов.
«Когда парни и девушки моего возраста поступали в универы, я лежал под минами… Никого не осуждаю, просто наше начало «взрослой жизни» — разное. Люди старше меня проживают эту войну, как один из этапов жизни. И представляют, чем могут заняться после… А парни моего возраста начинают свой путь с этой войны, не имея опыта «до». К сожалению, многие уже не смогут задаться этой мыслью. А я, по чистой случайности, могу… И мысль, что я возможно в чём-то виноват, что можно было бы что-то изменить, всё чаще посещает меня». Так — более чем зрело — рассуждает уроженец Красноармейска Валентин Ушич, который в 19 лет ушёл добровольцем сражаться с оккупантами.
20 патриотов против 300 «ватников»
В школе он был троечником, после 9 класса пошёл в местный профлицей, в народе именуемый «бурса». Путь был один — в шахту.
«Проучившись три месяца, я понял, что если хочу вырваться из надвигающейся пучины шахтёрской жизни, нужно использовать знания как средство, а не как надобность, — делится Валентин. — Закончил бы на «отлично», если бы не химия. Дальнейшая моя судьба виделась так: иду в вуз на какую-либо геологическую кафедру, потом работаю зам.нач. или горным мастером на каком-либо участке, периодически жалуюсь, что жизнь не ахти, что надо что-то делать… А единственное действие состояло бы в сборе очередного тормозка и уходе на следующую смену… Но под конец моего обучения (уже не в бурсе, а в лицее) началась революция».
У Валентина с сентября по февраль была подземная практика. А страна в это время сметала прошлую власть.
«Из моей группы в 30 человек революцию поддерживали всего три-четыре, — вспоминает он. — На моём участке «коллеги по цеху» чуть ли не поголовно верили, что они кормят Украину. Часами велись идеологические споры. Я разрывался между желанием ехать в Киев, на Майдан, и необходимостью писать диплом. Выбрал последнее, сдал работу на «отлично». А вокруг всё кипело… В мае в Красноармейске появился блокпост сторонников ДНР, который вскоре разгромили патриоты — с палками и муляжами оружия… У нас в ту пору состоялся всего один митинг — не столько в поддержку Украины, сколько против надвигающейся чумы «Новороссия». Пришло пять молодых пацанов, включая меня, и человек 15 человек тех, кому за 50».
А в митинге сторонников «русского мира», которые истошно вопили: «Скоро приедет «Правый сектор», надо дать отпор!», было человек 300. Что самое страшное — в основном местные, одурманенные российской пропагандой, с пылающими ненавистью глазами.
«На месте встречи наших колонн, на центральной площади, начались словесные перепалки. К счастью, столкновения удалось избежать, — продолжает Ушич. — Дальше они с флагами ДНР пошли «победоносным маршем» по Красноармейску. Самое смешное, что многие прохожие эту толпу с триколорами приняли за «Правый сектор».
Из шахты — в добровольцы
11 мая во время референдума, ввергшего Донбасс в пучину войны, в Красноармейск, где также пытались провести это постыдное действо, нагрянули бойцы батальона «Днепр-2».
«Некоторые местные, словно сорвавшись с цепи и слетев с катушек, начали проявлять агрессию… Трое получили пули, двое погибли, — вспоминает Валентин. — Вечером мне по телефону от знакомых поступили угрозы и обвинения… Мол, ты и такие, как ты, во всём виноваты… Ближе к ночи, незаметно от родителей, я собрал необходимые вещи».
На следующий день он поехал на смену. Но в шахту не спустился, а пошёл увольняться. Объяснив ситуацию, получил моментальный расчёт.
По словам парня, мама, начала что-то понимать, лишь, когда он уже с сумкой закрывал дверь, бросив: «Я буду звонить, расскажу, где и что».
Уже в 14:00 он сидел в поезде на Днепропетровск. По телефону узнал необходимую информацию о Владимире Шилове — коренном жителе Донецка, который возглавил пятую роту в батальоне «Днепр-1». К нему и направился по прибытию.
«Владимир Иванович — это «прожжённый мент со стажем» (в лучшем смысле слова), верный своим бойцам, с отличным чувством юмора, — делится Ушич. — Чем больше времени я с ним проводил, тем больше понимал, что на него можно положиться. Потом были неделя оформления, профподготовка, полигон. А далее — Бердянск, Сватово, Мариуполь, Карловка, Пески, Авдеевка…
«Я интуитивно понимал, откуда они стреляют…»
После штурма Песок в компании с лидером ДУК «Правый сектор» Дмитрием Ярошем
То, что он пережил «на передке», Валентин описывает, будто вытягивает осколок стекла, засевший глубоко в теле: «Привычка видеть кровь, открытую кость, раздробленную челюсть и лежащие на асфальте зубы — это гиря, которая давит на мозг… Это то, о чём не хочется говорить».
Впрочем, воспоминаниями о первом бое — в посёлке Карловка — он всё же делится.
«Когда я спрыгнул с брони, пуля влетела в асфальт в нескольких метрах от меня. Я прыгнул в кювет и привыкал к чувству, что жизнь может оборваться, — вспоминает он. — Видел, как побратимы перебежками, а кто и ползком, перемещались вперёд. А я всё лежал, собирал остатки своей воли где-то в ногах для того, чтобы начать движение. Когда вылез из кювета, помню, что перед глазами, мелькали шевроны 93-й бригады — красно-чёрные, с падающим соколом… Видел нескольких ребят из «Днепр-1» с шевронами 5-й роты и «Донецк». Стало моментально жарко, я уже привык к противному визгу и свисту пуль. Заметил, как у кого-то выпали магазины, как в суматохе БМП таранит машину «Правого сектора», бойцы которого, выскочив, спрятались за броню. За это время моё представление о войне перевернулось. Я не увидел ни одного сепаратиста, но интуитивно понимал, откуда они стреляют, открывал огонь именно туда. В этот день я осознал, на что подписался. Это было ни фига не романтично, это было ни фига не интересно… Но это было рядом с моим домом, и я не хотел (и не хочу!) ЭТО подпустить ближе… Потом была команда отступить. Мы долго отходили, прежде чем залезть на броню и поехать».
«Передок» и «гражданка»
Маме он сказал, что не будет на передовой… Мол, только на блокпостах. А потом она в одном из сюжетов новостей на тему «Сегодня в очередной раз обстреляли посёлок Пески» увидела сына. Улыбающийся, в грязной форме, он говорил: «Скоро мы освободим Донецк». Валентин успокаивал по телефону: «Чего только в новостях не придумают». Но она понимала, ГДЕ он…
«После почти трёх месяцев пребывания на Песках (до сентября), я впервые за полгода побывал дома не проездом, — рассказывает он. — Всё это время моя мама в пух и прах разрывала в спорах «диванных сепаратистов». Она также вела свою, «маленькую» войну. И родной отец, и второй отец (отчим) гордились тем, что я делаю…»
Потом начались внутренние ротации: несколько месяцев на передовой — и домой… И так год с лишним.
«Каждый раз, приезжая «на гражданку», я замечал изменения к лучшему. Лица людей становились светлее, украинских цветов — больше, — уверяет Валентин. — Очень тяжело было возвращаться на фронт. Не из-за страха погибнуть (хоть он тоже есть). Хуже всего, что по приезду на тебя волной обрушивалась информация: кто-то погиб, кто-то — ранен… Я видел, как места на передовой изменялись, иногда до неузнаваемости. Видел заброшенные, обгоревшие дома, невспаханные огороды, невырубленный сорняк… И это нагоняло тоску, и накрывали воспоминания о том, как ездил по этой дороге в ещё мирный Донецк…. А где-то через два дня втягивался. Радовался мелочам, на которые раньше и внимания бы не обратил… И это более НАСТОЯЩАЯ радость, чем та, которую испытываешь дома, впервые за многие недели принимая душ».
Колыбель нового украинского патриотизма
Сейчас полк «Днепр-1», в котором несёт службу Валентин, заочно учащийся в Донецком юридическом институте (тот перебрался в Кривой Рог), дислоцируется в Авдеевке, несёт дежурство на блокпосту.
«Летом 2015-го нас вывели с передовой, как и все добробаты, которые подчинялись МВД, — поясняет он. — На блокпосту часто приходится общаться с людьми. Раньше делал это сухо, порой грубо. Много чего накопилось… Но то ли люди пошли другие, то ли сам стал меняться. Мне чаще хочется улыбаться. Дарить им (и себе, пожалуй) радость и надежду… К примеру, когда выпал снег, мы слепили на подъезде к посту двух снеговиков. И как приятно было, когда останавливаешь людей для проверки документов, а они улыбаются, глядя на эти снеготворения. Я пояснял, что это новобранцы, которые, к сожалению, скоро растают…»
На вопрос «Что будет дальше?» он отвечает так: «Конечно, всё закончится. Обязательно — нашей победой. Какой ценой и когда — это уже другой вопрос… Одно я знаю точно: восточная часть Украины (будь то освобождённые города, или которых война не коснулась, а также Харьковская и Днепропетровская области) — это то, что сейчас становится (и даже уже стало!) колыбелью нового украинского патриотизма. Здесь вырастет поколение, знающее (а порой и прочувствовавшее), что такое война. Дети, к которым сейчас в школы приходят воины из зоны АТО (сам иногда хожу по школам), видят, что это не фашисты-бандеровцы, а обычные парни — дяди и даже тёти, которые могут шутить, интересно рассказывать. А главное — защитить. Это — те, на кого ребята будут равняться».
